Видео-арт и экспериментальный кинематограф часто сближаются – не всегда есть необходимость разделять по разным полкам, скажем, Ширин Нешат или Йонаса Мекаса. Но нужно учитывать, что у кино и видео-арта разные традиции производства и дистрибуции, часто – разный зритель. Тот же Триер открещивается от ярлыка художника, в том числе потому, что кино как будто достигает большего количества людей. И очень часто видео-арт требует немного других навыков смотрения. Во время пандемии, показывая видеоработы художников онлайн в рамках проекта «100 способов прожить минуту», мы много времени уделяли пояснению, как смотреть из дома. Мы даже сделали инструкцию: проветрите комнату, уберите в сторону всё лишнее, наденьте наушники, настройте яркость экрана и т. д. В случае с инсталляциями в музее вообще изменяется политика контроля за зрителем. Он войдёт в зал в случайный момент и выйдет, когда захочет. Думаю, в видео-арте зрителю даётся чуть больше свободы, чем в кинематографе. Но и чуть больше ответственности.

Помимо человека, в фокусе художников появилось ещё множество сущностей, которые, как кажется, учёным, мы стали понимать лучше. Глубокие медиа предлагают посмотреть на мир в длительности минерала, биология – уловить чувственность леса, философия просит отбросить линзу корреляционизма для включения доисторического опыта. Всё это вкупе с политиками включения делает человека более многообразным, иллюзорным и маленьким.

Язык искусства в России, о котором мы могли бы говорить, находясь на территории РФ, парализован катастрофическими событиями. В будущем нам предстоит увидеть отражение 2022 года в искусстве, хотя мы ещё не до конца отрефлексировали события пандемии. Я уважаю художников, которые прекратили работу, потому что для них невозможно продолжать свои практики в условиях вооружённого конфликта. Также поддерживаю тех, кто продолжает создавать произведения и проекты, издаёт книги. Работа в Пушкинском музее дала потрясающий опыт работы с перспективой в 300, 500 лет. Что будет с работами, которые попадают в коллекцию? Что нужно будет сделать, чтобы восстановить контекст их создания? Что останется от имён и дел художников и дарителей?

Мимесис, с которым связывается происхождение искусства, сейчас действительно приобретает новые масштабы в связи с технологиями машинного обучения, генерирующего изображения в реальном времени. В ближайшие годы учёные и дизайнеры будут не только создавать правдоподобные картинки (дипфейки), но и модифицировать целые сюжетные сцены. Персонажи CGI будут интерактивно в реальном времени учиться, разговаривая с вами. А метавселенная как система, которая во многом уже функционирует в отдельных элементах, будет отличной площадкой для того, чтобы в полной мере реализовать состояние «постправды». Искусство, пусть и с оговорками, на мой взгляд, способно тренировать критический и чувственный аппарат зрителя, которому необходимо будет всё время переопределять, что именно он видит перед собой.

К сожалению, цифровое ни в коей мере не более экологично, тем более NFT. Производство одного токена требует значительных энергетических затрат. Даже после большого слияния, осуществлённого Etherium в сентябре этого года – переход от протокола Pow к PoS, который позволяет сократить углеродный след до 99%, – криптовалюты по-прежнему наносят колоссальный ущерб экологии. Искусство как мягкая сила, скорее, может работать на просвещение, активизацию экологического мышления. Также художники основывают фонды и исследовательские группы – например, проекты Дэвида Бакленда или Ай Вей Вея занимаются активизмом; раскрывают понятие «климатического расизма» – от Фабриса Монтейро до Эллисон Жане Хамильтон.
И это никогда не разговор о чистой экологии, это всегда вопрос «выноса» вредных последствий за пределы комфорта развитых государств. Так, в Индии или в странах африканского континента последствия продолжающейся колониальной политики приводят к невыносимым условиям существования миллионов людей. Появляются всё новые крупные теории, вроде «плантациоцена», акцентирующего политики эксплуатации земли в связи с колониальным опытом и рабством.
Возвращаясь к вашему вопросу: Хёрст предложил сильную образную систему смертности человека – что может быть лучшим комментарием к современной эко-политике? При этом его NFT-дроп, хоть и был реализован на самой в тот момент экологичной платформе Palm, включал 10 000 токенизированных работ. Это пародия на капиталистическое перепотребление, которая толкает рынок к ещё большему перепотреблению.

Нам обещали конец истории ещё в 1980-х. Пессимизм, ужас, тёмные теории – это философский тренд конца 2010-х годов. В своей последней статье французский философ Бруно Латур пишет о том, что сейчас слом происходит между конфликтом первого порядка – разделом Украины на самой границе европейского спокойствия – и второго – экологического фронтира, который основан на политиках добычи и распределения нефти и газа. Теперь полезные ископаемые, земля – холмы, поля, дамбы, почва – снова не абстрактные экологические категории фриков учёных, активистов и художников. Возобновляемые источники энергии – это горящая повестка 2022 года.
На мой взгляд, искусство не способно предотвратить или остановить войну – не существует культурного ресурса, способного остановить армии и коррумпированные системы продажи оружия, информационные преступления. Но, может, оно сыграет свою роль, когда нужно будет бороться за сохранение того, что определяет нас как homo sapiens на Земле.